234-235
"Что бы случилось, если ты меня
нашла?" спросил я.
"Всё бы поменялось," ответила она. "Для меня, найти тебя, означало бы,
что у меня достаточно энергии двигаться вперёд. Вот поэтому я взяла маленьких Сестёр с собой. Мы все: ты, я и маленькие Сёстры ушли бы вместе в тот
день."
"Куда, Горда?"
"Кто знает? Если бы у меня было достаточно энергии найти тебя, у меня
также было бы достаточно энергии это знать. Наверно сейчас ты будешь
иметь достаточно энергии, чтобы знать, куда нам следует двигаться. Ты
понимаешь, что я имею ввиду?"
В тот момент атака
глубокой печали одолела
меня. Острее, чем когда-либо, я почувствовал отчаяние от моей
человеческой хрупкости и непостоянства. Слова Дон
Хуан были, что единственным успокаительным для нашего
отчаяния было осознание нашей смерти, как ключ к порядку вещей Колдуна.
Его идея была, что сознание нашей смерти было единственной вещью,
которая давала нам силу выдержать напряжение и боль наших жизней,
наших страхов Неизвестности. Но то, что он никогда не мог сказать мне,
это - как перенести это осознание на первый план. Он настаивал, каждый
раз когда я спрашивала его, одно моё желание был решающий фактор;
другими словами, мне нужно было решиться внести это осознание стать
свидетелем моих действий. Я думал, что я так и делал. Но, поставленный
в тупик решимостью Ла Горды, найти меня и уйти со мной, я понял: если
бы она нашла меня в городе в тот день, я бы никогда не вернулся в свой
дом, никогда снова не увидел бы тех, кто мне дорог. К этому я не был
подготовлен. Я приготовил себя к смерти, но не к исчезновению в полном
сознании до конца своих дней, без злости или разочарования, оставляя
самые лучшие мои чувства. Мне было почти стыдно сказать Ла Горде, что я
не был тем воином, достойным иметь такую силу, которая должно быть
нужна, чтобы выполнить подобное действие: уйти навсегда и знать, куда
идти и что делать.
"Мы - человеческие создания," сказала она. "Кто знает, что нас ждёт или
какая сила в нас есть?" Я сказал ей, что моя
печаль в уходе вот так, была слишком большой. Перемены, через
которые
Колдуны проходят, были мне слишком не под силу, слишком
финальными. Я пересказал ей то, что Pablito мне поведал о своей печали,
что потерял свою мать. "Человеческая Форма питается такими чувствами,"
сухо сказала она. "Я
годами жалела себя и моих маленьких детей. Я не могла понять, как
Нагуал мог быть таким жестоким, чтобы просить то, что я сделала:
оставить своих детей, разрушить их жизни и забыть о них." Она сказала,
что ей взяло годы, чтобы понять, что Нагуал тоже выбрал расстаться с Человеческой Формой. Он не был
жестоким, у него просто не было больше человеческих чувств. Для него
всё было равно, одинаково. Он смирился со своей судьбой. Проблема с Pablito
и со мной в этом случае, была в том, что никто из нас не смирился со
своей судьбой. Ла Горда сказала поучительным тоном, что Pablito
плакал, когда вспоминал свою мать, его Мануэллу, особенно когда ему
пришлось готовить свою еду. Она призывала меня вспомнить
мать Pablito, какой она
была: старая глупая женщина, которая ничего другого не знала, как быть
слугой Pablito.
Она сказала, что причина была в том,
что
он не был счастлив от того, что его слуга Мануэлла стала Колдуньей Солидад, кто могла его
убить, как насекомое
(все они знали, что он был трус). Ла Горда встала
драматизированно и склонилась на
столом, пока её лоб почти не коснулся моего. "Нагуал сказал, что удача Pablito была
экстраординарной," сказала она. "Мать и сын борятся за ту же самую
вещь." Если бы он не был
таким трусом, он бы смирился со своей судьбой и
боролся бы с Солидад как воин, без
страха и ненависти.
236-237
Под
конец лучший выиграет и возьмёт всё. Если
победителем будет Солидад, то Pablito должен быть доволен своей
судьбой и пожелать ей удачи. Только настоящий воин может чувствовать
такое счастье."
"Как Дона Солидад относится ко
всему этому?"
"Она не потакает своим чувствам," ответила Ла Горда и снова села. "Она
примирилась со своей судьбой лучше, чем любой из нас. До того, как
Нагуал ей помог,
она была хуже чем я. Я, по крайней мере, была молода, а она была старой
коровой, толстой и уставшей, просившей своей смерти. А сейчас смерть
должна ещё побороться с ней, чтобы её взять."
Элемент времени в
трансформации Доны Солидад была деталь,
которая меня поражала. Я сказал Ла Горде, что видел Дону
Солидад 2 года назад и что она была той же старой женщиной, которую я
всегда знал. Ла Горда сказала, что в последний раз, когда я был в доме Солидад под
впечатлением, что это всё ещё был дом Pablito,
Нагуал заставил их вести себя так, как-будто ничего не изменилось. Дона Солидад приветствовала
меня как обычно из кухни и по правде говоря, я её не видел. Лидия, Роза, Pablito и Нестор в
совершенстве играли свои роли, чтобы держать меня подальше от выяснения
их настоящих действий.
"Почему Нагуал пошёл на это, Горда?"
"Он сохранял тебя для чего-то, что всё ещё неясно. Он специально
отдалял тебя от нас. Он и Дженаро велели мне никогда не показывать тебе
моё лицо, когда ты был рядом."
"Они велели то же самое Джозефине?"
"Да. Она ненормальная и не может с собой совладать. Она хотела сыграть
свои злые шутки на тебе. Она бывало следовала за тобой везде и ты
никогда этого не знал. Однажды ночью, когда Нагуал взял тебя в горы,
она чуть не столкнула тебя в пропасть в темноте. Нагуал обнаружил её в
последнюю секунду. Она не делает такое, потому что она плохая, а
потому что ей доставляет удовольствие быть такой. Это - её человеческая форма, и она
будет такой пока её не потеряет.
Я говорила тебе, что они все шестеро с причудами. Ты должен это
помнить, чтобы не быть пойманным в их паутину, но если будешь пойман,
то не сердись. Они не могут ничего с собой сделать." Какое-то время она
молчала, я
уловил почти неуловимый знак лёгкой вибрации в её теле. Её глаза
казались не в фокусе, рот свесился, как-будто мускулы рта сдали. Я с
удивлением наблюдал за ней: она потрясла головой 2-3 раза. "Я только
что кое-что видела," сказала она. "Ты точно такой же, как маленькие Сёстры и Genaros." Она стала спокойно смеяться. Я не
сказал ни слова, мне хотелось, чтобы она всё объяснила без моего
вмешательства. "Все злятся на тебя, потому что до них ещё не дошло, что
ты от них не
отличаешься," продолжала она. "Они видят тебя как Нагуала, и они не
понимают, что ты потакаешь своим прихотям, точно также, как и они
- только по своему." Она описала как Pablito ныл, жаловался и играл роль
слабого. Benigno
играл роль застенчивого, кто даже не мог открыть глаза. Нестор иглал
роль мудрого - того, кто всё знает. Лидия играла роль мужественной
женщины, кто взглядом сокрушит любого. Джозефина играла
сумасбродную, кому нельзя было доверять. Роза - девушку с
плохим
характером, кто ест комаров, которые её кусали. А я был глупец, кто
приехал из Лос Анжелеса с блокнотом и множеством неправильных вопросов.
И всем нам нравится быть такими, какие мы есть. "Однажды я была толстой
вонючей женщиной," продолжала она после паузы. "Я не возражала, что
меня пинают как собаку, только бы не быть одинокой. Это была моя
Человеческая Форма."
238-239
Мне придётся всем сказать, что я
видела в тебе, так что они не будут обижены твоими действиями." Я не
знал, что сказать, чувствовал, что она была совершенно права. Важным
обстоятельством для меня было не столько её аккуратность, как тот факт,
что я был свидетелем того, как она прибыла к бесспорному заключению.
"Как ты это всё УВИДЕЛА?" спросил я.
"Это просто пришло ко мне," ответила она.
"Но как это пришло к тебе?"
"Я ощутила как чувство ВИДЕНИЯ подошло к верхушке моей головы, и затем
я
узнала то, что я только что тебе сказала." Я настаивал, чтобы она
описала мне каждую деталь чувства
ВИДЕНИЯ, на которое ссылалась. Она согласилась после некоторой заминки
и описала мне то же самое щекочущее ощущение, с которым я был так
хорошо знаком во время стычек с Доной Солидад и с маленькими
Сёстрами. Ла Горда сказала, что ощущение началось с верхушки её головы
и затем пошло вниз её спины и вокруг талии к её матке. Она чувствовала
его внутри тела, как сильную щекотку, которая превратилась в знание
того, что я склоняюсь к моей Человеческой Форме, как и все остальные,
только мой особый путь был им непонятен.
"Ты слышала голос, говорящий тебе
всё это?" спросил я.
"Нет. Я просто ВИДЕЛА всё, что я сказала о тебе," ответила она. Я
хотел спросить её, было ли у неё ВИДЕНИЕ меня, цепляющегося за что-то,
но передумал. Я не хотел потакать моему обычному поведению. Помимо
этого, я знал, что
она имела ввиду, когда сказала, что ВИДЕЛА. Та же вещь случилась со
мной, когда я был с Розой и Лидией. Вдруг я "понял", где они жили; у
меня не было видения их дома. Я просто чувствовал, что это знаю.
Я
спросил её, чувствовала ли она тоже деревянной трубки сухой звук,
разбитой в основании её шеи. "Нагуал всех нас научил, как достичь
ощущения в верхушке головы," сказала она. "Но не все из нас могут это
сделать. Сухой звук за горлом - ещё труднее. Никто из нас ещё этого
никогда не чувствовал. Странно, что ты это чувствовал, когда ты всё ещё
Пустой."
"Как этот звук срабатывает и что это такое?" спросил я.
"Ты это знаешь лучше, чем я. Что ещё я могу сказать?" ответила она
грубовато. Она похоже, поймала себя на том, что была нетерпима
и, виновато улыбаясь, склонила голову. "Я чувствую себя дурой, говоря
тебе то, что ты уже знаешь," сказала она. "Ты мне задаёшь такие
вопросы, чтобы проверить, действительно ли я потеряла свою Форму?" Я
сказал ей, что запутался, потому что у меня
было Такое чувство, что я знал какой это был звук, и всё же
как-будто я ничего о нём не знал. Потому что для меня, чтобы что-то
знать, я должен был высказать свои знания. В этом случае, я
даже не знал, как начать говорить об этом. Поэтому, единственное, что я
мог сделать, это - задать ей вопросы, надеясь, что её ответы мне
помогут.
"Я не могу помочь тебе с этим звуком," сказала она. Я испытал
неожиданное и огромное неудобство, и сказал ей, что привык иметь дело с
Дон Хуаном, что он нужен мне больше, чем когда-либо, чтобы объяснить
мне всё. "Ты скучаешь по
Дон Хуану?" спросила она. Я сказал - да, и что я не представлял,
насколько
сильно я скучал по нему, пока я снова не вернулся к нему на родину. "Ты
скучаешь по нему, потому что ты всё ещё цепляешься за свою Человеческую
Форму," ответила она, хихикая, как-будто она была довольна моей
печалью.
"Разве ты сама не скучаешь по нему, Горда?"
"Нет, только не я! Я - он. Всю мою Светимость поменяли; как я могу
скучать о том, чем являюсь сама?"
"Насколько отличается твоя Светимость?"
240-241
"Человек или другое живое существо имеет пастельное жёлтое свечение.
Животные - более жёлтые, люди - более белые. Но Колдун - янтарного
цвета, как мёд на Солнце. Некоторые Женщины-Колдуньи - зеленоватые.
Нагуал сказал, что те - наиболее могущественные и самые трудные."
"Какого ты цвета, Горда?"
"Янтарного, точно как ты и мы все остальные. Это то, что Дженаро и Нагуал
мне сказали. Я никогда себя не видела, но я видела всех остальных. Все
мы - янтарные и все мы, за исключением тебя, похожи на могильные
памятники, только
закруглённые с обоих концов.
Обычные люди похожи на яйца; вот почему Нагуал называл их
Светящиеся Яйца. Колдуны меняют не только цвет своей Светимости, но и
свою форму."
"Я всё ещё похож на яйцо, Горда?"
"Нет. Ты формой как
могильный памятник, только у тебя имеется уродливое, тёмное пятно в его
середине.
Пока у тебя это пятно, ты не сможешь летать, как летают Колдуны,
как я летала для тебя прошлой ночью. Ты даже не сможешь отбросить свою Человеческую Форму." Я оказался вовлечённым в страстный
спор не столько с ней, сколько с
самим собой. Я настаивал на том, что их понятие, как вернуть, так
называемую, Полноту, было просто нелепым. Я сказал ей, что она не могла
успешно спорить со мной, что нужно повернуться спиной к собственным
детям, чтобы следовать самой неясной из всех возможных целей: войти в
мир нагуала. Я был так убеждён в своей правоте, что меня понесло, и
я не мог остановиться, осыпая её злобными словами. Она никак не
реагировала на мою выходку. "Не каждому нужно это делать," сказала
она. "Только Колдунам, кто хочет войти в другой мир. Есть много хороших
Колдунов, кто ВИДИТ и кто - неполный. Быть Полным это - только
для нас - Toltecs. Возьми,
например, Солидад, она - самая
лучшая Колдунья, какую только можно найти, и она - неполная. У неё двое детей: один из них
- девочка. К счастью
для Солидад, её дочь умерла.
Нагуал
сказал, что часть духа личности, кто умирает, идёт назад к тому, кто
дал. Означает, что эта часть уходит назад к родителям. Если
родители
мертвы, и человек имеет детей, то эта часть идёт к ребёнку, который
полный. А если все дети - полные, то эта часть идёт к тому, у которого
больше силы, не обязательно самому лучшему или самому прилежному.
Например, когда мать Джозефины умерла, её часть духа пошла к, самой
из них сумасшедшей, Джозефине.
Эта часть
должна была пойти её брату, кто трудяга, ответственный мужчина, но Джозефина - более
могущественная, чем её брат. Дочь Солидад умерла, не имея
детей и Солидад получила крупную
долю энергии, которая закрыла её дыру наполовину. Сейчас, единственная
её надежда закрыть дыру полностью, это - если умрёт Pablito. И также самая большая надежда для Pablito получить большую долю энергии это: смерть Солидад." Я скзал ей довольно сурово, что то,
что она говорит, ужасно для меня. Она согласилась, что я был прав. Она
подтвердила, что когда-то она сама верила, что именно это понятие
Колдунов был самой отвратительной вещью. Она посмотрела на
меня
сверкающими глазами, было что-то неприятное в её ухмылке. "Нагуал
сказал мне, что ты всё поймёшь, но ты ничего не хочешь делать по этому
поводу," сказала она тихим голосом, а я снова начал спорить. Я сказал
ей, что то, что Нагуал сказал обо мне, не имеет ничего общего с моим
отвращением
к теме, которую мы обсуждаем. Я объяснил, что люблю детей и
имею к ним глубокое уважение, и что я понимаю их беспомощность в нашем
громадном мире. Я не мог думать обидеть ребёнка каким-то образом или
по какой-то причине.
242-243
"Нагуал не создал правила,"
сказала она. "Правила делаются где-то
там, и не людьми." Я защищал себя, говоря, что я не сержусь на неё или
на Нагуала, а что спорю в абстрактном смысле, потому что совсем не вижу
цены в этом.
"Ценность в том, что нам нужна вся наша энергия, наша сила, наша
Полнота, чтобы войти в тот другой мир," сказала она. "Я была
религиозной женщиной и могу сказать тебе, что я тогда повторяла
религиозное, не зная,
что это значило. Я хотела, чтобы моя душа вошла в райское царство, я
всё ещё хочу этого, только я уже на другой тропе. Мир Нагуала - райское царство." Я принципиально возражал её
религиозным изречениям.
Дон Хуан
приучил меня никогда не вдаваться в эту тему. Она очень спокойно
объяснила, что она не видела разницы в выражениях между нами
и настоящими монахами и монахинями. Она указала, что настоящие
монахини
и монахи были не только полными, как правило, но не
ослабляли себя, воздерживаясь от секса. "Нагуал сказал, что это и
есть
причина, почему они никогда не будут истреблены, неважно кто старается
их ликвидировать," сказала она. "Те, кто гонятся за ними, всегда -
Пустые; у них нет жизненной силы, которую имеют настоящие монахини и монахи. В
этом мы сходимся: мы покинули мир и всё же мы в его центре. Из них: монахинь и
монахов,
вышли бы прекрасные летающие Колдуны, если бы кто-то сказал
им, что они смогут это сделать."
Воспоминания
восхищения
Мексиканской революцией моих отца и деда пришли мне на ум.
Больше всего их восхищала попытка истребить монашество. Мой отец
унаследовал это восхищение от моего деда, а я унаследовал это от них
обоих. Это была своего рода ассоциация между нами. Одну из первых
вещей,
Дон Хуан
изгнал
измоей личности было это восхищение. Однажды я сказал Дон
Хуану, как-будто произносил своё собственное мнение, то что слышал всю
свою жизнь, что любимой тактической игрой Церкви было держать нас в
неведении. У Дон
Хуана появилось серьёзное выражение на лице. Было ощущение, что мои
заявления очень глубоко трогают его. Я тут же подумал о веках
эксплуатации, через которые прошли индейцы.
"Те грязные подонки," сказал он. "Они держали меня в неведении и тебя
тоже." Я уловил его иронию и мы оба расхохотались. По правде, я никогда
не изучал эту тему. В это я не верил, но другого на замену у меня не
было. Я рассказал Дон Хуану о своём отце и
деде и об их взглядах на религию, как либеральных мужчин."Неважно что
кто-то говорит или делает, ты сам должен быть безукоризненным. Борьба -
прямо здесь, в твоей груди." Он мягко похлопал меня по груди. "Если бы
твой дед и отец попытались быть безукоризненными воинами, у
них не было бы времяени для мелочных споров. Это берёт всю нашу энергию
и
всё наше время, чтобы победить в нас идиотизм. И это то, что имеет
значение, остальное - неважно. Ничто из того, что твой дед и твой отец
обсуждали о Церкви, не дало им здоровья и благосостояния. С другой
стороны, быть безукоризненным воином даст тебе задор,
молодость и силу. Поэтому, будет надлежащим для тебя выбирать мудро."
Моим выбором были безукоризненность
и простота жизни воина. Из-за этого выбора я чувствовал, что мне
придёться отнестись к словам Ла Горды более серьёзно, и это было
более
угрожающим для меня, чем даже тактика Дженаро. Он бывало пугал
меня на самом глубоком уровне. Его действия, хоть и необходимые, однако усваивались в цепь их
учений.
244-245
Слова Ла Горды и её действия были
угрозой другого вида для меня, как-то более конкретнее и реальнее, чем
другие. Тело Ла Горды затряслось в этот момент, волна прошла
через
него, заставляя её сжимать мускулы её плечей и рук. Она схватилась за
край стола с неуклюжей скованностью. Потом она передохнула, пока не
стала снова прежней. Она мне улыбнулась. Её глаза и улыбка были
ослепительны. Она просто сказала, что она только что ВИДЕЛА мою
дилемму.
"Бесполезно закрывать глаза и притворяться, что ты не хочешь ничего
делать или что ты ничего не знаешь," сказала она. "Ты можешь это делать
с людьми, но не со мной. Я знаю сейчас, почему Нагуал убедил меня
сказать тебе всё это. Я - никто. Ты восхищаешься великими людьми; Дон Хуан и Дженаро
были самыми великими из всех." Она остановилась и осмотрела меня,
казалось она ждала моей реакции к тому, что она сказала. "Ты боролся
против того, что Дженаро и Нагуалговорили тебе всю дорогу," продолжала
она. "Вот почему ты отстаёшь. И
ты боролся с ними, потому что они были великими. Это твой особенный
способ существования. Но ты не можешь бороться против того, что я скажу
тебе, потому что ты не можешь совсем со мной тягаться. Я - твой
сверстник; я - в твоём цикле. Ты любишь бороться с теми, кто лучше, чем
ты. В борьбе с такими как я -
нет поединка. Таким образом, те два дьявола, в конце концов через меня,
поймали тебя в мешок. Бедный Коротышка-
Нагуал, игру ты потерял." Она
подошла ближе ко мне и прошептала мне на ухо, что Нагуал также сказал,
что я никогда не должна забирать твой блокнот у тебя, потому что это
будет таким же опасным, как вырвать кость из пасти голодного пса. Она
руками обняла меня, положив свою голову на мои плечи, засмеялась
спокойно и тихо. Я онемел от её ВИДЕНИЯ, и я знал, что она была
абсолютно права. Она накрепко пригвоздила меня, сдавив своей головой
мою голову, она держала меня так долгое время. Близость её тела
каким-то образом была очень успокаивающей. В этом она была точно как Дон Хуан. Она заставляла
ощутить силу, убеждение и цель. Она неверно сказала, что
я не мог восхищаться ею. "Давай забудем это," вдруг сказала она. "Лучше
поговорить о том, что нам придёться делать вечером."
"Что точно мы собираемся делать вечером, Горда?"
"У нас последнее свидание с Могуществом."
"Это ещё одна ужасная битва с кем-то?"
"Нет. Просто маленькие
Сёстры собираются показать
тебе то, что завершит твой
визит сюда.
Нагуал мне сказал, что после этого ты можешь уехать и никогда не
возвращаться, или ты можешь выбрать остаться с нами. В любом случае,
что им придёться показать тебе - их искусство. Искусство
Путешественника."
"И что это за искусство?"
"Дженаро
сказал мне, что он
пробовал много раз познакомить тебя с Искусством Путешественника. Он показывал тебе своего Двойника,
его Тело для Путешествий. Однажды он даже заставил тебя быть в двух
местах одновременно, но твоя Пустота не давала тебе ВИДЕТЬ то, на что
он тебе указывал. Выглядело так, как-будто
все его усилия прошли сквозь дыру в твоём теле. Сейчас, похоже, всё по
другому. Дженаро
обучил маленьких
Сестёр, Путешественниц, кем
они являются, и сегодня вечером они покажут тебе искусство Дженаро. В этом отношении маленькие Сёстры настоящие дети Дженаро." Это напомнило
мне то, что Pablito
сказал ранее, что мы были дети обоих, и что мы были Toltecs. Я спросил её, что он этим имел
ввиду. "Нагуал сказал мне,
что Колдунов когда-то называли Toltecs языком его учителя," ответила она.
"И что это был за язык, Горда?"
246-247
"Он никогда мне не говорил. Но он и Дженаро бывало говорили
на языке, который никто из нас не мог понять. И сейчас, между нами, мы
понимаем 4 индейских языка."
"Дженаро
тоже говорил, что он Toltec?"
"Его учитель был тот самый мужчина, поэтому он тоже сказал ту же вещь."
Из ответов Ла Горды я сделал вывод, что она или не знала много об этом
предмете или она не хотела говорить со мной об этом. Я припёр её к
стенке своими заключениями. Она призналась, что никогда не обращала
много внимания на это и удивлялась, почему я уделяю столько внимания
этому. Я практически провёл лекцию для неё по этнографии Центральной
Мексики. "Колдун является Toltec,
когда этот Колдун получил тайны Маскировки и Путешественника," сказала она как бы невзначай. "Дженаро и Нагуал получили те тайны от их учителя, и
затем они держали их в своих телах. Мы делаем то же самое и поэтому мы
- Toltecs как Дженаро и Нагуал. Нагуал научил тебя и
меня одинаково быть бесстрастными. Я более бесстрастная, чем ты,
потому что я без Формы.
Ты всё ещё имеешь Человеческую Форму и ты - неполный, пустой, поэтому
ты ловишься на каждую удочку. Однако когда-нибудь ты снова будешь
Полным и тогда поймёшь, что Нагуал был прав. Он сказал, что мир ходит
вверх и вниз и люди ходят вверх и вниз вместе с их миром; и как
Колдуны,
мы не обязаны, это не наше дело - следовать за ними вверх и вниз.
Искусство Колдунов быть за пределами всего и быть незамеченным. И
больше, чем что-либо, Искусство Колдунов - никогда напрасно не тратить
свою энергию. Нагуал сказал мне, что твоя проблема в том, что тебя
запутывает идиотизм, как то, что ты сейчас делаешь. Я уверена, что ты
собираешься опросить нас всех насчёт Toltecs, но ты не собираешься
спросить нас о нашем Внимании."
Её смех был заразительным
и чистым. Я подтвердил ей,
что она была
права. Несущественные темы всегда восхищали меня, для меня было
загадкой её использование слова Внимание.
"Я уже
говорила тебе, что Нагуал сказал мне о Внимании," ответила она.
(Роберту Монро
на самом высоком вибрационном уровне тоже
сказали, что он был Неполный. У него было двое детей, он имел огромную
дыру в своём Энергетическом теле, и тем не менее, он
побывал близ Излучателя Источника Всех Солнц - так высоко! ЛМ.)
"Мы держим образы мира
нашим
Вниманием. Мужчину-Колдуна очень трудно тренировать, потому что его
Внимание всегда закрыто, фокусируется на чём-то. С другой стороны,
женщина всегда открыта, потому что большую часть времени она не
фокусирует своё внимание ни на чём. Особенно в период менструации.
Нагуал сказал мне и затем показал мне, что в течение этого времени я
могла позволить своему Вниманию уйти из образов мира. Если я не
фокусирую своё Внимание на мире, то мир рушится."
"Как это достигается, Горда?"
"Это очень просто когда у женщины менструация, она не может
фокусировать своё Внимание. Это и есть та Трещина, о которой мне
говорил Нагуал. Вместо того, чтобы стараться фокусироваться, женщина
должна позволить образам уйти, смотря пристально на далёкие холмы, или
смотря на воду или облака. Если ты смотришь открытыми глазами, то у
тебя закружится голова и глаза устанут, но если глаза полузакрыты,
много моргают и двигаются от горы до горы, от облака к облаку, то ты
сможешь смотреть часами или даже днями, если необходимо. Нагуал бывало
заставлял нас сидеть у двери и глазеть на те круглые холмы на другой
стороне долины. Иногда мы сидели там днями, пока не открывалась
Трещина." Я хотел больше об этом услышать, но она остановилась и
поспешно села очень близко ко мне.
248-249
Она посигналила мне рукой слушать. Я услышал лёгкий шелест и вдруг
Лидия вошла в кухню. Я подумал, что она должно быть спала в своей
комнате и звук наших голосов её разбудил. Она поменяла западные одежды,
которые она носила последний раз, когда я видел её, и надела длинное
платье, какое носили индийские женщины этого района. У неё была шаль на
плечах и она была босиком. Её длинное платье вместо того, чтобы делать
её старше и тяжелее, придавали ей вид ребёнка, спрятанного в одежду
старых женщин. Она прошла к столу и приветствовала Ла Горду формальным "Добрый
вечер, Горда." Потом она повернулась ко мне и сказала "Добрый вечер,
Нагуал." Её приветствие было таким неожиданным и её тон таким
серьёзным, что я чуть не рассмеялся. Я уловил предупреждение от Ла
Горды.
Она притворилась, что чешет верхушку головы задней частью левой
руки, пальцы которой были сжаты. Я ответил Лидии также как это сделала
Ла Горда:
"Добрый вечер тебе, Лидия." Она села в конце стола справа от меня. Я не
знал начинать разговор или нет. Я уже собрался что-то сказать, как Ла
Горда ударила мою ногу своей коленкой и незаметным движением бровей
посигналила мне слушать. Я
снова услышал приглушёный шелест длинного платья, когда оно касалось
пола. Джозефина
стояла какой-то момент у двери, до того как подойти к столу. Она
приветствовала Лидию, Ла Горду и меня в том стиле. С ней я не
мог хранить серьёзное лицо. Она также была одета в длинное платье, с
шалью и босая, но в её случае платье было на 3-4 размера больше и она
подложила толстую подушку в него. Её появление было крайне
несовместимым с окружением; её лицо было худым и молодым, но её тело
выглядело абсурдно раздутым. Она взяла скамейку, поставила её в левом
конце стола и села. Они все трое выглядели ужасно серьёзно. Они сидели
с ногами, сжатыми вместе, и их спины были очень прямыми. Я ещё раз
услышал шелест плаья и вышла Роза. Она была одета точно как другие и
была босиком. Её приветствие было таким же формальным и порядок,
естественно, включал Джозефину.
Все ответили ей таким же формальным тоном. Она села за стол лицом ко
мне. Мы все долго оставались в полном молчании. Вдруг заговорила Ла
Горда и звук её голоса заставил всех остальных подпрыгнуть. Она
сказала, указывая на меня, что Нагуал собираеться показать им своих
союзников, и что он собираеться использовать его особый зов, чтобы
привести их в комнату. Я попробовал пошутить и сказал, что
Нагуала
здесь не было, поэтому он не мог привести союзников.
Я думал, они
рассмеются. Ла Горда закрыла своё лицо и маленькие Сёстры уставились на меня.
Ла Горда закрыла мне рот рукой и прошептала в мне ухо,
что было абсолютно необходимо, чтобы я воздержался от высказывания
идиотских вещей. Она смотрела прямо мне в глаза и сказала, что мне
придёться позвать союзников, имитируя звуки мотыля. Я неохотно начал.
Но
как только я начал, азарт взял надо мной, и я обнаружил, что в течение
секунд максимально сконцентрировался, чтобы произвести звук. Я
модулировал его течение и контролировал воздух, исходивший из моих
лёгких, чтобы произвести как можно длиннее дробь. Это звучало очень
мелодично. Я взял в лёгкие огромное количество воздуха, чтобы начать
новые серии, и тут же остановился. Что-то снаружи дома отвечало на мой
зов. Звуки дроби раздавались со всех сторон дома, даже с крыши. Маленькие Сёстры встали и сгрудились
вокруг Ла Горды и меня как маленькие дети.
250-251
"Пожалуйста, Нагуал, не приноси никого в дом," умоляла меня Лидия. Даже
Ла Горда казалась немного напуганной. Она дала мне сильную команду
- остановиться своей рукой. В любом случае я не
намеревался продолжать
производить звуки. Однако союзники или как бесформенные силы, или как
Существа, которые рыскали снаружи двери, не зависели от моего звука
дроби. Я снова почувствовал, как чувствовал 2 ночи до этого в доме Дженаро,
невыносимое давление, тяжесть, давящая на весь дом. Я ощущал это
в
своём пупке в виде чесотки и нервозности, которая вскоре переросла в
настоящую физическую пытку. Маленькие Сёстры, все трое были вне
себя от страха, особенно Лидия и Джозефина.
Они обе выли как раненные собаки. Они все окружили меня и прижались ко
мне. Роза вползла под стол и втолкнула свою голову между моих ног. Ла
Горда спокойно, как могла, стояла сзади меня. Через несколько секунд
истерика и страх тех трёх девиц увеличилось до предела.
Ла Горда
наклонилась и прошептала, что мне следует произвести противоположный
звук, тот, который отгонит их. На момент меня обуяло
чувство
всепоглощающей неопределённости: я и правда не знал другого звука. Но
потом у меня появилось ощущение щекотки в верхушке головы и дрожь во
всём теле, и я вспомнил ниоткуда странный свист, который когда-то
использовал Дон Хуан ночью и отважился научить меня. Он представил это
мне как помощь быть в балансе пока идёшь, чтобы не сбиться с пути в
темноте. Я начал мой свист и давление на живот прекратилось. Ла Горда
улыбнулась, облегчённо вздохнула и маленькие
Сёстры отодвинулись от меня, хихикая как-будто всё это было
просто
шуткой...На какой-то момент я подумал, могло ли всё это быть
тактической игрой с их (союзников) стороны. Но я был слишком слаб,
чувствовал что вот-вот потеряю сознание, мои уши гудели. Напряжение
вокруг моего живота было таким интенсивным, что я подумал: меня
вырвет прямо там. Я положил свою голову на край стола. Однако через
несколько минут я снова был достаточно отдохнувшим, чтобы прямо сесть.
Три девушки, казалось, забыли, какими напуганными они были. По правде
говоря, они даже смеялись и толкали друг друга, завязав шали вокруг своих бёдер.
Ла Горда не выглядела нервной, но и не расслабленной. Две другие
девушки толкнули Розу и она упала со скамьи, где сидели все три
девушки. Она приземлилась на попу и я подумал, что она разозлится, но
она захихикала. Я посмотрел на Ла Горду за указаниями, она сидела с
очень прямой спиной, глаза были полу-закрыты и сфокусированы на
Розе. Маленькие
Сёстры громко смеялись, как
нервные школьницы. Лидия толкнула Джозефину и она
прокатилась по скамейке, упав на пол рядом с Розой. В ту секунду когда Джозефина оказалась на
полу, смех прекратился: Джозефина и Роза трясли
свои тела, делая непостижимые движения своими попами. Они двигали их
из
стороны в сторону, как-будто они перемаловали что-то на полу. Потом они
подскочили как два молчаливых ягуара и взяли под руки Лидию. Все трое,
не создавая ни малейшего шума, покрутились пару раз. Джозефина и Роза подняли под руки Лидию
и пронесли её на цыпочках 2-3 раза вокруг стола. Затем все трое
свалились, как-будто у них были пружины в коленях, которые сжались в
одно и то же время. Их длинные платья раздулись, придавая им вид
огромных шаров. Как только
они оказались на полу, они стали ещё более спокойными.
252-253
Никаких звуков не было, кроме тихого шелеста их платьев, пока они
катались по полу и ползали, такое впечатление, что я смотрю
немой
3х мерный фильм. Ла Горда, кто тихо сидела рядом со мной, наблюдая за
ними, вдруг встала
и с быстротой акробата побежала прямо к двери их комнаты в углу
столовой. До того, как достигнуть двери, она упала на свою правую
сторону и плечо, как раз достаточно, чтобы перевернуться один раз,
потом
встала, втянутая инерцией её движения, и распахнула дверь. Она
исполнила все свои движения с абсолютным спокойствием. Три девушки
покатились и поползли в комнату как огромные колорадские жуки. Ла Горда
посигналила мне подойдти туда, где была она; мы вошли в комнату и она
заставила меня сесть на пол, а спиной облокотиться на проём двери. Она
села справа от меня спиной тоже на дверной проём. Она заставила меня
вложить пальцы моих рук друг в друга и затем положить мои руки себе на
пупок. Сначала мне пришлось разделять своё внимание между Ла Гордой, маленькими Сёстрами
и комнатой. Три
девушки лежали в середине огромной, белой, квадратной
комнаты с кирпичным полом. Там находились 4 керосиновые лампы,
по одной
на каждой стене, висящих на высоте 6 футов от пола. Потолка у комнаты
не было. Балки,
поддерживающие крышу, были
затемнены,
и это придавало
эффект
огромной комнаты без крыши. Две двери были расположены на
самых углах напротив друг друга. Пока я смотрел на закрытые двери
напротив того места, где я был, то заметил, что стены комнаты были
направлены к кардинальным точкам. Дверь, где мы были, находилась в
северо-
западном углу. Джозефина, Роза и Лидия
прокатились по комнате против часовой стрелки несколько раз. Я напрягался, чтобы услышать шелест
их платьев, но мог только слышать
дыхание Ла Горды: молчание
было непроницаемым. Маленькие
Сёстры, наконец, остановились и сели спинами к стенам, каждая из них
под
лампой. Лидия села у восточной стены, Роза у северной и Джозефина
у западной. Ла Горда встала, закрыла дверь за нами и ещё навесила на
дверь тяжёлый железный засов, для страховки. Она заставила меня
отодвинуться несколько см, не меняя моего положения, пока я не сел
спиной к двери. Тогда она молча прокатилась всю длину комнаты и села
под лампой южной стены.
Усевшись в это
положение, похоже, послужило
знаком начала шоу. Лидия встала и начала ходить на цыпочках вдоль краёв
комнаты, близко к стенам. Это не было обычной походкой, а скорее
бесшумное скольжение. По мере ускорения своей скорости, она начала
двигаться, как-будто она скользила, наступая на угол между полом и
стенами. Она перепрыгивала через Розу, Ла Горду, Джозефину
и меня каждый раз, когда она достигала того места, где мы сидели. Я
чувствовал как её длинное платье касается меня, каждый раз когда она
пробегала мимо. Чем быстрее она бежала, тем выше она взбиралась на
стену (щупальцами помогая
взбираться по стенам). Подошёл момент, когда
Лидия уже молча бежала по всем четырём
стенам комнаты в 2х метрах над полом. Вид её, бегущей под углом в 90
градусов к
стенам, был таким неземным, что граничило со сверхестественным. Её
длинное платье придавало всему мистический вид. Земное притяжение,
похоже, не имело никакого эффекта на Лидию, но не на её длинную
юбку:
она падала вниз. Я это чувствовал каждый раз, когда она проскакивала
через мою голову, вытирая моё лицо, словно повисшей занавеской. Он